Не буди лихо, пока оно тихо. Часть 2

О том, как опозорился адепт Кургиняна

Часть 2. Начало см. здесь

Памятник Анне Ахматовой у петербургской тюрьмы «Кресты», где в годы «большого террора» она стояла с передачами для сына – великого русского мыслителя Льва Гумилева

Окончательно добивает объективного, образованного читателя ссылка на т.н. «Кровавое воскресенье». Нельзя считать Дзержинского русофобом и врагом России, говорит Расинский, ведь не только революционеры убивали слуг режима, но и, напротив, солдаты и офицеры Царской армии убивали не только самих революционеров, но и простых рабочих. Но вы же не будете считать Царя русофобом? И. т.д.

Здесь остаётся лишь развести руками. Сюжет 9 января является сегодня одним из самых исследованных в истории России 20 века, хотя до сих пор и остаются некоторые частные неясности. В статье по приведённой ссылке представлена достаточно полная библиография и подробно освещена вся тема. Переписывать эти исследования здесь нет никакой необходимости, поэтому мы лишь кратко перечислим ключевые моменты.

1. Идея идти к Царю верноподданническим шествием с требованиями экономического характера была подана рабочим провокатором Гапоном, за спиной которого стояли революционные партии.

2. Царь отсутствовал в столице, поскольку незадолго до этого на него было организовано неудавшееся покушение, в результате которого чудом никто не погиб (якобы «случайный» выстрел одной из пушек Петропавловской крепости, после чего снаряд разорвался там, где Царь находился на одной из официальных церемоний в столице, организованных на открытом воздухе).

3. Массовые забастовки во время войны, в том числе на оборонных предприятиях, были спровоцированы ловко запущенными ложными слухами о якобы имевших место массовых увольнениях, впоследствии не подтвердившимися.

4. В сводках полиции указывалось на причастность к организации беспорядков японских и британских спецслужб.

5. Монархическое шествие с церковными хоругвями и царскими портретами революционеры использовали как прикрытие для своих планов организации серьёзных беспорядков на почве вооружённых столкновений с силами порядка – военными и полицией. Для этого вооруженные боевики, как большевики, так и эсеры, были внедрены в толпу рабочих, чтобы в нужный момент открыть огонь по войскам, провоцируя их на соответствующий ответ.

6. Помимо официальных требований экономического характера, с которыми шли рабочие и ради которых они собирались, революционеры заготовили другие, радикальные политические требования, намереваясь вбросить их в тот же нужный момент. При этом, когда аналогичные требования озвучивались агитаторами в среде рабочих, те сразу же выгоняли их, а в некоторых случаях и прямо избивали.

7. Шествие было разрешено властями, полагавшими, что оно носит мирный и верноподданнический характер. В противном случае оно, конечно же, не было бы разрешено.

8. Когда властям стало известно, что и кто скрывается за спиной рабочих, запрещать шествие было уже поздно, однако они попытались быстро распространить этот запрет, в том числе через прессу. Однако та уже забастовала. Эта забастовка внезапно кончилась после трагедии 9 января, причем сразу были опубликованы разгромные обличительные статьи, явно заготовленные заранее.

9. Попытка же арестовать Гапона не удалась, поскольку он в этот момент уже скрылся, перейдя на нелегальное положение.

10. Впоследствии на прямой вопрос, мог ли сам Царь успокоить ситуацию, выйдя к народу, Гапон прямо отвечал, что в этом случае он был бы убит, для чего все было готово.

11. Патроны войскам были розданы комендантом города вопреки приказу вышестоящего начальства.

12. План революционеров удался отчасти, причем число жертв было многократно преувеличено как революционной пропагандой, так и западной прессой.

13. Первыми жертвами стали представители порядка, а не участники шествия.

14. Все жертвы трагедии были похоронены за казенный счет, а их семьям выплачена немалая компенсация.

К сожалению, либерально-большевистские мифы о 9 января дожили до наших дней и активно тиражируются сегодняшней пропагандой «новых левых».

Следующим явным «ляпом» (или просто откровенной ложью) Расинского является тезис о том, что Ленин (а стало быть, и Дзержинский, который был с ним в этом солидарен) никогда не призывал к поражению России в Первой мировой войне. Для подтверждения этого своего тезиса мой оппонент ссылается на решения Базельского конгресса, состоявшегося еще в 1912 году, за два года до войны. Почему надо ссылаться на Базель, хотя затем состоялись еще съезды в Циммервальде и Кентале (на которых как раз и развернулась основная борьба «оборонцев» и «пораженцев» в среде европейских социал-демократов), известно, видимо, только ему. Надо полагать, мой оппонент полагает, что я Ленина не читал, как сам он не читал Солженицына. Предположить, что я довольно хорошо знаю сочинения ВИЛа, он, конечно, в силу своей высокой развитости, просто не может. Надо ли говорить, что утверждение Расинского о патриотизме Ильича не имеет ничего общего с действительностью!

Имеется, например, статья большевистского вождя от 1 ноября 1914 года, напечатанная в № 33 газеты «Социал-демократ»: «Война и российская социал-демократия». Война, как мы понимаем, тогда уже началась. В этой статье Ленин достаточно откровенен. Во-первых:

«Обе группы воюющих стран нисколько не уступают одна другой в грабежах, зверствах и бесконечных жестокостях войны, но чтобы одурачить пролетариат и отвлечь его внимание от единственной действительно освободительной войны, именно гражданской войны против буржуазии как “своей” страны, так и “чужих” стран, для этой высокой цели буржуазия каждой страны ложными фразами о патриотизме старается возвеличить значение “своей» национальной войны и уверить, что она стремится победить противника не ради грабежа и захвата земель, а ради “освобождения» всех других народов, кроме своего собственного». То есть понятие своей страны проблематизируется, убирается в кавычки.

Но это он только начал. Дальше еще выразительнее:

«…нельзя определить, с точки зрения международного пролетариата, поражение которой из двух групп воюющих наций было бы наименьшим злом для социализма. Но для нас, русских с.-д., не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии…».

Надеюсь, все понятно? Для «международной» социал-демократии воюющие стороны одинаково плохи. Но ДЛЯ НАС (то есть российских социал-демократов) наилучший выход – это поражение Царского режима. («Царская монархия» странное выражение. Какое-то масло масляное…). Разве это не призыв к поражению своей страны, то есть России? То есть прямая государственная измена во время войны!

Но и это еще не все. Из дальнейшего видно, что Ленин тот еще «патриот». Ибо мыслит глобалистскими понятиями, транслирует типично глобалистскую программу.

«Ближайшим политическим лозунгом с.-д. Европы должно быть образование республиканских Соединенных Штатов Европы, причем в отличие от буржуазии, которая готова «обещать» что угодно, лишь бы вовлечь пролетариат в общий поток шовинизма, с.-д. будут разъяснять всю лживость и бессмысленность этого лозунга без революционного низвержения монархий германской, австрийской и русской». Как видим, «низвергать», например, британскую монархию вождь не собирался. Интересно, почему?

(Цит. по: Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Изд. 5., т. 26. М., 1969. С. 13–23).

Невозможно реагировать на все пассажи Расинского, «мельчить» в его стиле. Однако никак нельзя обойти вниманием главное.

Когда мой оппонент оправдывает террор революционеров и, в частности, Дзержинского, до революции, он говорит, что все революционеры всегда так делали, ведь они боролись с царским режимом, за народное счастье. Последнее относится исключительно к области оценочных суждений и не идет к делу. Что же до предыдущего тезиса, то это очень смешно. До сих пор ни одному, даже самому закоренелому преступнику не приходило в голову оправдываться, ссылаясь на то, что и другие часто поступают так же, что он не один такой. Рассказывая же о том, что политические – это не уголовники, Расинский упоминает о том, как эти политические преступники занимались в зоне самообразованием и снова со странным мазохизмом сечет самого себя. Попробовал бы кто-нибудь заняться самообразованием на Колыме в советское время, я бы на него посмотрел. Нормы выработки и условия содержания были несравнимы, не шли ни в какое сравнение с царской каторгой…

Один из тезисов Расинского: «Большевики не свергали Царя».

Если иметь в виду, что не они были главными в Февральской революции, то это, конечно, верно. Как верно и то, что вожди большевиков были в тот момент в основном в ссылке или в эмиграции. Но сказать, что они были совсем непричастны к революционному процессу, все же никак нельзя. Забастовки-то кто разжигал, Милюков? Общеизвестно, что это делали как эсеры, так и эсдеки.

Кроме того, на современном уровне развития исторической науки, как у нас, в России, так и за рубежом упорно противопоставлять большевиков и февралистов, продвигая известное заклинание о том, что большевики – это начало государственности, порядка, а вот февралисты главные злодеи, как-то не вполне прилично. Революция – единый процесс, стимулированный, профинансированный и управлявшийся из единого центра. Пусь Расинский почитает труды Энтони Саттона, Ричарда Спенса (адепты Кургиняна договорились уже до их противопоставления), Николаса Хаггера, Евы И. Фляйшхауэр, наших Петра Мультатулли, Бориса Галенина, Елены Чавчавадзе, Валерия Шамбарова. Или будем учить историю исключительно по Спицыну и Кургиняну? Пусть мой оппонент попробует доказательно опровергнуть тезис, к которому приходят серьезные историки: Керенский откровенно отбрасывал власть «преемникам», то есть большевикам. Пусть попробует, например, объяснить, зачем он выпустил из тюрем уголовников при своей власти, будучи уже премьером? Насчет политических вопроса нет, на то она и революция, но уголовников-то зачем? Зачем дестабилизировать ситуацию, подрывать собственную власть? В этом не было абсолютно никакой разумной политической логики. В отличие, например, от аналогичных действий Берии в 1953 году (наступает дестабилизация, войска НКВД наводят порядок, заодно зачищают всех врагов и соперников Берии, в качестве приза Лаврентий получает абсолютную власть). Или, например, известный сюжет, связанный с тем, как Керенский предал генерала Корнилова, пытавшегося навести порядок и подавить крайне левых. Уж здесь-то премьер Временного правительства явно сработал себе во вред и на пользу большевикам!

Главное же заключается в том, что, по типично большевистской логике Расинского, революционеры были всегда правы: как тогда, когда они разрушали государство, так и тогда, когда сами стали «властью» и боролись за ее сохранение.

В этой логике законность и порядок как-то фатально следуют за большевиками, кем бы они ни были: революционной оппозицией или же самой «властью». «Контрреволюция может пустить страну в распыл, – вещает ученик Кургиняна, она мешает революции». Поэтому государственный террор был необходим. А когда они сами пускали в распыл Царскую Россию, это тоже было правильным? Большевики, де, «боролись с уголовщиной». «Вы же делаете страну для народа, значит, преступность надо задавить». «Тогда всякая преступность (грабежи и т.д.) рассматривалась как контрреволюционное деяние». (А когда сами грабили, оправдывая это «высокими» целями, то деяние было революционным. Логично). «Мы строим новый мир, а вы, отщепенцы, негодяи, терроризируете народ вооруженным ограблением, еще чем-то. Революция должна дать свободу народу, спокойную жизнь (??!!), защиту от этих грабежей, просто убийств». «Надо спокойно наблюдать, как готовится атака на государственность?» «Царизм тоже боролся с большевиками». «Большевики не уничтожили государственность, они ее укрепили». И т.д.

Это просто замечательная логика! Расинский совсем не в состоянии понять, что для 17 или 19-ти тысяч людей, погибших от революционного террора еще до революции (среди которых было немало нижних чинов) революционный террор уж точно не мог нести в себе никакой справедливости. Но даже если рассуждать в этой ущербной, чисто революционной логике, то позиция Расинского выглядит необычайно слабой. Разве мирная демонстрация в защиту Учредительного собрания, до этого абсолютно незаконно разогнанного большевиками – вооруженный мятеж? Какую «контрреволюцию» нес в себе митрополит Петроградский Вениамин, над которым устроили показательный процесс в 1922 году (когда Гражданская война уже закончилась) и приговорили к расстрелу его и еще пятерых лиц духовного и светского звания? Какая контрреволюция содержалась в проповеди Слова Божия им и многими тысячами наших Новомучеников? (Впрочем, на процессе так прямо и говорилось, что сама Церковь по природе своей контрреволюционна). Что общего с уголовщиной и контрреволюцией у Николая Клюева, написавшего: «Есть в Ленине керженский дух, // игуменский окрик в декретах»? (Клюев умер в ссылке). Этот начатый нами ряд известен и грозит перевести нас в жанр монографии. Впрочем, книги эти давно написаны, «новые левые» просто не хотят их замечать.

Здесь есть, однако, один момент, который следует признать центральным. Это понимание природы власти. Расинский, как типичный левый, следует пониманию власти как права сильного. Наше же понимание, власти как служения, хождения перед Лицом Божиим, основанное на Священном Писании, Священном Предании и в конце концов – русской православной Традиции, совсем другое. Вникать здесь подробно еще и в этот вопрос мы, конечно, не можем. (Подробно см. по приведенной ссылке). Приведем лишь одну ссылку на святых отцов, поясняющую нашу мысль.

Блаженный Августин говорил, что и у разбойников в их шайках есть свой внутренний порядок и иерархия, основанные на их представлении о справедливости. «И они также представляют собой общества людей, управляются властью начальника, связаны обоюдным соглашением и делят добычу по добровольно установленному закону. Когда подобная шайка потерянных людей возрастает до таких размеров, что захватывает области, основывает оседлые жилища, овладевает городами, подчиняет своей власти народы, тогда она открыто принимает название государства, которое уже вполне усвояет ей не подавленная жадность, а приобретенная безнаказанность». (О Граде Божием, кн. 4, гл. 4).

Святые отцы различают власть богоустановленную (к каковой относится православная Монархия) и лишь попущенную Богом. На фоне этого богодухновенного, основанного на Писании понимания власти все жонглирование понятиями, предпринятое нашим оппонентом, не может вызывать ничего, кроме брезгливости.

Двигаясь постепенно к завершению нашего и так чрезмерно разросшегося текста, нельзя не остановиться еще на некоторых исторических ошибках нашего оппонента.

«Триумфальное шествие Советской власти, большевики не разжигали Гражданскую войну на ее начальном этапе».

Вот сослался же я на классическую книгу Валерия Шамбарова, одного из ведущих специалистов по Гражданской войне в России, «Белогвардейщина». Понятно, что мой оппонент, видимо, плохо умеет работать с источниками, но не до такой же степени! Я что, должен здесь переписывать толстую книгу? Неужели мой оппонент полагает, что какие-то реплики в видеоформате способны всерьез противостоять обстоятельной научной работе, пусть и поданной в своеобразной, отчасти беллетристической манере?

С упорством, достойным лучшего применения, Расинский продолжает играть с нами в поддавки, словно бы намеренно стремясь облегчить опровержение его тезисов. Так, например, оправдывая уже «государственный» террор чекистов, он, естественно, признает, что это именно они убили генерала Миллера (можно было бы сюда добавить еще и, например, Кутепова), потому что те не сдались, но продолжили бороться с Советами, пусть и в эмиграции. И практически тут же, ничтоже сумняшеся, обсуждая вопрос о чекистском терроре в Крыму уже после окончания Гражданской войны, начинает рассуждать о том, сколько на самом деле чекисты убили там врангелевцев, добровольно оставшихся в Советской России, пришедших на регистрацию и явным образом отказавшихся от дальнейшей борьбы!

Подожди, дорогой. Но ведь они же сдались! На милость победителя. Наивно рассчитывая, что у большевиков есть хоть какие-то элементарные понятия о чести, поверив слову новой власти, что им не будут мстить. Ну и? Результат-то оказался таким же, как и для тех, кто продолжил борьбу в эмиграции! Иными словами, Расинский словно не замечает всей глубины той лужи, в которую в очередной раз садится. Сдался или не сдался – без разницы, все равно убьют. Не кажется ли моему оппоненту, что этот аргумент начисто уничтожает вообще всю его систему аргументации, построенную на том, что ВЧК-де «защищала революцию от уголовщины и контрреволюции», боролась с вооруженным врагом? Вот люди честно сдались, попытались поверить новой власти и пришли регистрироваться. И их, таких наивных и доверчивых, тоже убили! Так как же после этого вообще можно верить коммунистам? И почему мы должны верить сейчас их словам о «примирении»? Это пока власть не у них, они так миролюбивы. А если, не дай Бог… Ленин тоже писал в 1902 или 1903 году, что с религией следует бороться исключительно методом убеждения. А придя к власти, они залили нашу землю кровью мучеников в таком количестве, что Нерон и Диоклетиан нервно курят под лестницей. Разбойники и есть. И на фоне этого рассуждения о том, что, быть может, расстреляли они тогда в Крыму не 50 тысяч, а 20, и вообще надо разобраться, может, это местные чекисты, а не Дзержинский сам, звучат как-то не особо чистоплотно что ли… Даже у закоренелых бандитов главарь банды не списывает все на шестерок! Там хоть какие-то «понятия» есть.

Обвинения нас в том, что мы весь советский период нашей истории считаем некой «черной дырой», конечно, являются самой настоящей клеветой и лишены оснований. Речь идет, напротив, о глубоком и адекватном понимании того, что в СССР было «следом» исторической традиции России, а что – привнесено чуждой ей коммунистической идеологией. И отделение одного от другого – очень тонкая и деликатная работа, не терпящая торопливости и всякого рода «кавалерийских наскоков».

В советское время было в нашей стране немало созидателей: изобретателей, инженеров, творцов, полководцев, простых тружеников. Их режим не щадил точно так же, как и героев белой борьбы. Можно вспомнить, например, нашего великого конструктора ракет Сергея Павловича Королева, который сидел в самых страшных колымских лагерях, где бы и сгинул, если бы его случайно не узнал один знакомый, который и добился пересмотра дела. Или будущего маршала Победы Константина Рокоссовского, отсидевшего три года в Лубянской тюрьме, из которой его освободила начавшаяся война. Большевистский режим не церемонился не только со своими врагами, но и с теми, кто впоследствии составил славу СССР! Однако для Кургиняна и К° (и стоящих за ними сил) принципиально, чтобы главными символами эпохи были в первую очередь памятники не им, а палачам, чьи руки по локоть в крови нашего народа! Мысленная оговорка, видимо?

Наша работа уже недопустимо разрослась в размерах, но нельзя не отметить два последних момента.

Кургиняновские структуры, проявляя серьезную медийную активность, продвигают идею об установке некоего «примирительного» памятника кому-то из видных донских казаков – участников Гражданской войны, предлагая всякие компромиссные фигуры, тех, кто, в силу различных обстоятельств, воевал в ходе нее то за красных, то за белых. Это очень типичная для них демагогия: памятник одному из главных палачей не обсуждается, а здесь пусть будет «компромисс» и примирение…

Но нам и здесь есть что предложить. Понятно, что памятника генералу Врангелю, конечно, ничто не заменит, и мы выразим надежду, что, убранный сегодня во внутренние помещения кадетского корпуса, этот скромный бюст рано или поздно вернется на свое законное место. Но уж если говорить об известных казаках со сложной судьбой… Вот, например, командарм Второй Конной Филипп Кузьмич Миронов. Тоже ведь побывал и на той и на другой стороне. И, несмотря на это, у красных был на хорошем счету. Орденоносец, уважаемый человек. Да вот беда: критиковал Троцкого и его присных, активно выступал против политики расказачивания. В итоге убит по приказу Троцкого. Может, для примирения воздвигнем памятник Миронову в каком-нибудь подходящем месте?

Сергей Кургинян – человек высококультурный, продвинутый, любит поэзию. Вот и в своей недавней статье цитирует Анну Ахматову, которая писала: «Я была тогда с моим народом». Только зачем же так нечестно обрывать цитату, уважаемый Сергей Ервандович? Неужели Вы полагаете, что мы «Реквием» не читали? Ведь там дальше сказано: «Там, где мой народ, К НЕСЧАСТЬЮ, был». Слышите, дорогие товарищи? Анна Андреевна считала коммунизм НЕСЧАСТЬЕМ для России и ее народа! И уж если Вы так хотите Ахматову, никак не могу Вам отказать.

Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки,

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь…

Показать бы тебе, насмешнице

И любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случится с жизнью твоей —

Как трехсотая, с передачею,

Под Крестами будешь стоять

И своею слезою горячею

Новогодний лед прожигать.

Там тюремный тополь качается,

И ни звука — а сколько там

Неповинных жизней кончается…

И если зажмут мой измученный рот,

Которым кричит стомильонный народ,

Пусть так же они поминают меня

В канун моего поминального дня.

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,

Но только с условьем — не ставить его

Ни около моря, где я родилась:

Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание черных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь

И выла старуха, как раненый зверь.

К чести нации, памятник Ахматовой «в этой стране» все-таки существует, и именно перед Крестами, как она и просила. И, раз уж Вы так любите цитировать Ахматову, быть может, ваша организация сподобится выставить ей почетный караул перед этим памятником? В знак общенационального примирения?

Владимир Семенко