Новости и комментарии

19.03.2024 В Болгарской Церкви избрали местоблюстителя Патриаршего престола

07.03.2024 Широкой дорогой греха: влиятельный папистский иерарх высказался за отмену безбрачия католического духовенства

07.03.2024 Гуманитарный комитет Рады рекомендовал обновленную версию законопроекта о запрете УПЦ к принятию во втором чтении

02.03.2024 Стамбульский патриархат выступил в поддержку “однополых браков”

16.02.2024 Греция стала первой православной страной, которая легализовала однополые браки

07.02.2024 Нападение на митрополита Банченского Лонгина: владыка-исповедник избит "неизвестным"

31.01.2024 НАСТОЯТЕЛЯ ХРАМА В АДЛЕРЕ ЛИШИЛИ САНА ПОСЛЕ НЕСОГЛАСИЯ СО СНОСОМ ЧАСТИ ЗДАНИЙ

31.01.2024 Управделами УПЦ раскритиковал католические ЛГБТ-инициативы

31.01.2024 Дело митрополита Леонида: повторное заседание Высшего общецерковного суда перенесено

29.01.2024 Бывший глава Африканского экзархата РПЦ отказался от участия в Церковном суде

>>>Все материалы данного раздела
>>>Все материалы данного раздела

Официоз

>>>Все материалы данного раздела
Выберите подраздел:

Философские и богословские аспекты в православном учении об Имени Божием

Доклад на конференции «Имяславие и святоотеческая исихастская традиция Православной Церкви почитания имени Божия как Его нетварных энергий» (Москва, 25 марта 2018 г.)

имяславие_.jpg

Добрый день. Я хотел бы сказать несколько слов о философско-богословской сердцевине учения имяславия, а именно – о понимании того, что имя Божие есть энергия Божия, или, может быть, шире, в философском аспекте, каким образом имя является энергией вещи. Почему это так? Откуда это взялось? Как это следует понимать? Но, видя остроту наших споров, я хотел бы начать с того, что, с моей точки зрения, расхождение тех, кто принимает имяславие, и тех, кто остро ему противится, является, в общем-то, в определенном смысле богословским недоразумением. Для затравки, наверное, расскажу несколько кратких историй, чтобы вы поняли, о чём идёт речь.

Мне довольно часто приходилось вести всевозможные споры, в том числе с использованием сети интернет, с людьми, которые резко негативно относятся к имяславию. В очень многих случаях получалось так - а люди хорошие в общем-то, действительно монахи, молитвенные люди, мне глубоко симпатичные, и я жалею, что у меня не всегда получается с ним разговаривать контактно - на вопрос: «А каким же образом вы сами видите разрешение этого спора? Как нужно богословствовать об имени Божием?», они, предварительно «прокричав» что-то вроде анафемы, дальше излагают свое мнение таким образом, что под этим подписался бы любой имяславец. Я вижу: здесь в зале присутствуют достаточно возрастные люди. Многие, наверное, помнят эти книги еще в самиздате. Есть такая книга Никона Воробьева – «Письма к духовным детям». Это одна из первых книг, которая вообще в печатном виде появилась в России, после того как у нас началось послабление для православной веры.

Среди прочих вопросов, которые задают игумену Никону духовные дети, некий человек спрашивает: как относиться к имяславию? Игумен Никон говорит, что к имяславию нужно относиться негативно и дальше объясняет почему. Но излагает при этом достаточно грубую концепцию, которая не могла прозвучать из уст ни одного из имяславцев, причем, сами имяславцы не раз отрицались такого понимания. Он говорит об обожествлении букв самого имени Божьего. И дальше сам себе задает вопрос: а как же следует богословствовать на эту тему? И отвечает своему духовному чаду в такой формулировке, под которой подпишется любой имяславец. Он говорит, что в имени Божием безусловно «присутствует Бог». А ведь Никон Воробьев – это один из авторитетнейших духовников второй половины 20 века, и он произносит вещи, которые ставят его в один ряд с имяславцами. К чему я все это веду. С моей точки, зрения спор является не столько богословским, сколько философским. С самого начала этот спор, несмотря на то, что он затрагивает самые глубины, самые тонкие струны православной души и вероучения – православную молитву, православную аскетику – приобретает характер именно философский.

Наши разногласия лежат не в области богословия. Они – в том, что называется «стилистикой мышления». Обратите внимание, что в православных храмах при входе (в притворах) часто изображаются две фигуры античных философов – Аристотеля и Платона. Это два стиля философского мышления. Среди святых отцов мы найдем придерживавшихся стилистики мышления, которую можно квалифицировать как близкую к Аристотелю. Есть такие, которые были близки к Платону. Излагая одно и то же учение, святые отцы пользуются разными философскими категориальными системами, что дает порой ощущение рассогласования.

Так и тут - суть наших разногласий по имяславию – в различии не богословского, а именно философского стиля нашего мышления. Именно поэтому вопросы по имяславию связаны с непониманием философских категорий, которые лежат в его основе: непонимание того, как можно говорить об отождествлении слова и обозначаемой этим словом вещи. Это идет с самого начала спора. Например, еп. Никон Рождественский называл своих оппонентов на Афоне «малограмотными мужиками» – не понимают необразованные в философии, что слово и обозначаемая им вещь – разные объекты. Зато отец Павел Флоренский, читая работы Никона Рождественского на эту тему, отождествлял его позицию с философией европейского позитивизма, которая действительно на тот момент главенствовала и в русском и вообще, в европейском обществе. Причем о. Никон, по мнению о. Павла, излагал ее в очень грубом варианте. Философия у о. Никона была даже не столько философией, сколько элементарным «трезвомыслием». Отец Павел Флоренский в своих ремарках на страницах книги епископа возмущенно просил, чтобы тот, если уж взялся пропагандировать европейскую философию, то пусть делает это хотя бы без ссылок на свой архиерейский авторитет, то есть излагает тему не как учение Церкви, и без «архиерейского чванства». Последнее – точное выражение о. Павла. Достаточно грубо, конечно, в отношении владыки. Но точно: о. Павел хотел сказать, что в философии о. Никон, в отличие от сугубо богословской тематики, формальным архипастырским авторитетом не обладал.

Для русского образованного общества действительно постановка вопроса в тот момент была, с одной стороны, абсурдной, с другой стороны, они приписывали такой подход малограмотности афонских монахов. Наверно, многие из вас помнят стихотворение Осипа Мандельштама, посвящённое в каком-то смысле афонскому спору, где он перефразирует упомянутую ремарку еп. Никона: «в каждой келье заседают имяславцы мужики». Появление в этом споре русских религиозных философов было неизбежно, будучи обусловлено именно крипто-философским характером спора.

Сегодня ситуация немножко изменилась. Дело в том, что сейчас появились интересные богословы, которые относятся к синодальному направлению богословской мысли, то есть антимяславскому и попытались этот спор перевести в богословскую плоскость. Они исходят уже не из противоречия концепции «имя есть энергия» здравому смыслу, а пытаются найти обоснование противному в православной догматике. Оговорюсь – я немножко, конечно, сгущаю краски, потому что это не совсем веянье современности. Еще в 1913 году к спору подключился некий богослов – Сергей Викторович Троицкий, который попытался представить имяславие как второе издание ереси Евномия. Это ересь, относящаяся к грубому арианству – так назваемому аномейству. Евномий говорил, что поскольку он знает истинное имя Бога («Нерожденный»), он знает Бога таким же образом, как Бог знает Себя Сам. Такую гносеологическую жесткую формулу попытались «подарить» имяславцам их противники. Эти обвинения пытался опровергнуть тогда еще просто философ Сергей Булгаков. Так же писал на эту же тему философ Эрн, показывая, что на самом деле, при всей созвучности формулы Евномия с тем, что, казалось бы, мы слышим из уст имяславцев, на самом деле речь идет просто о вещах, которые с друг другом не сопоставимы.

В последнее время появились богословы, которые задают достаточно интересные вопросы касательно имяславия. Вопросы правомерные и в чем-то даже неудобные. Поэтому на них должны быть даны ответы. Но с другой стороны это толчок развитию богословской мысли вообще. Это – возможность в дискуссии, в попытках опровергнуть или понять, о чём идёт речь у оппонента, двинуться несколько дальше того уровня, на котором богословские споры затихли в середине XX века, с уходом со сцены основных русских философов и богословов, которые этим занимались.

Вы знаете, что А.Ф. Лосев после 1929 года фактически к этой теме напрямую не возвращался. Отец Павел Флоренский погиб в тюрьме. До 1944 года оставался один о. Сергий Булгаков. И с тех пор богословского спора,как такового не было. Богословский спор превратился в русской Церкви в фигуру умолчания. О нем не было принято говорить – ни в положительном, ни в отрицательном смысле. Напряженно и демонстративно забыли. Ну, вот, может быть, пример Никона Воробьёва, который я вам привел, это один из случаев в хорошем смысле «кухонного обсуждения», показывающий, что тема сама по себе осталась. С научно-богословских позиций она как бы никак и не обсуждалась. Мне кажется, в определенном смысле это и промыслительно, и показательно.

Сейчас я попытаюсь кратко изложить, какие претензии есть у современных богословов к концепции, в силу которой имя Божие может быть рассмотрено как энергия Божия. Есть такой интересный богослов, преподаватель Свято-Тихоновского богословского университета – Петр Юрьевич Малков. Он обращает на внимание на вещь, в общем-то очевидную. Он говорит о выработанной догматикой в ходе монофелитских (моноэнергитских) споров стратегии понимании того, что такое энергия Божия, то есть в каком отношении они (энергии) находятся к Личности и к Сущности Божией. Напомню в чём дело, для большинства из вас это не новость, но для логичности хода повествования есть смысл поговорить и об этом. Дело в том, что после Халкидонского собора, на котором была осуждена ересь монофизитства, от Церкви откололась значительная ее часть. Фактически весь Египет отказался от общения с православными. И в связи с этим в Константинопольской Патриархии искали богословские формулы, которые могли бы удовлетворить как монофизитов, так и православных. Было сделано такое предложение: во Христе присутствуют две природы, но поскольку одна личность, то, соответственно, и действие в Нём одно. Такой примирительный с монофизитами вариант. Против этой формулы выступил святой Максим Исповедник, который возразил: нет, энергия Божия кореллируется не с личностью, а с сущностью. Поэтому поскольку во Христе соединены две природы – Божественная и человеческая – мы исповедуем в Нем и два действия: действие божественное и действие человеческое.

Что делает Петр Юрьевич Малков, исходя вот из этой стратегии, намеченной Максимом Исповедником. Он говорит: посмотрите, каким же это образом имя может быть энергией, если оно очевидным образом соотносится с ипостасью, с лицом. Это противоречит св. Максиму Исповеднику». Святые отцы же совершенно однозначно сказали, что энергия является агентом сущности.

Давайте разбираться, можно ли таким образом «красиво» взять и перенести ситуацию 7 века на то, о чём говорили имяславцы, о чём учили русские философы в середине 20 века. Ну, во-первых, можем ли мы так грубо понимать мысли святых отцов? В Священном Писании есть места, которые говорят о противоположном: о том, что действие атрибутируется Божественным ипостасям. Все мы люди православные, все мы бываем на литургии, все мы слышим возглас «Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любовь Бога Отца и причастие Святого Духа будет со всеми вами». Совершенно очевидно, что здесь действие атрибутируется Ипостаси. Или, раз мы говорим об энергии, давайте вспомним о таком святом, как Григорий Палама: «Подобающие Божественным Ипостасям имена те же, что и у энергий; тогда как имена, общие для Ипостасей, суть различны для каждой из Божественных энергий. Так, жизнь есть общее имя Отца, Сына и Духа, но предведение не зовется ни жизнью, ни простотой, ни неизменностью, ни какой бы то ни было иной энергией». Фраза сама по себе сложная и требует долгого разговора. Но я лишь хотел ею проиллюстрировать принципиальную возможность для св. Григория Паламы «распределения» божественного действия по ипостасям. Здесь большой загадки нет.

Афанасий Великий в письме к Серапиону Тмуисскому пишет: «Подаваемая в Троице благодать и дар дается от Отца чрез Сына в Духе Святом; потому что, как благодать, даруемая Сыном, есть от Отца, так не может быть общения даяния в нас, разве только в Духе Святом». Это учение о раздаянии благодати Лицами Троицы. Так мы видим, что действие происходит не только в природе божественной, но и атрибутируется Божественным ипостасям. Тогда о чём же говорил нам Святитель Максим Исповедник, когда представлял, казалось бы, в чём-то противоположную позицию? Давайте рассуждать, исходя из наших простых человеческих понятий. Вот каждый из нас умеет писать. Писать он умеет не потому, что он Василий Петрович или Иван Иванович, а потому, что способность к письму – это неизменный атрибут человеческой природы. То есть здесь мы видим, каким образом действие атрибутируется природе. А теперь пойдем дальше, ведь у каждого из нас есть уникальный, неповторимый почерк. Соответственно действие так или иначе связано с нашей человеческой ипостасью. То есть преподобный Максим Исповедник, говоря о том, что действие есть агент природы, имел в виду, что любое наше действие так или иначе связано с тем, что мы люди. И то, что мы умеем, мы умеем не потому, что мы личности, а потому что мы люди. Мы действуем по-человечески. Мы умеем ходить по-человечески, мы умеем есть по-человечески, мы дышим по-человечески, мы смотрим по-человечески, мы сочиняем стихи. А кошки не умеют сочинять стихи, змеи не умеют ходить, как люди. И если какой-нибудь олень в нашем языке тоже умеет ходить, то он всё-таки ходят по-оленьи, а не по-человечески.

Непосредственно действует конкретная человеческая личность, ипостась, но действует она именно по-человечески, как все прочие люди. Действие есть ипостаси, но образ действия определяет природа. А образ пребывания этой общей человеческой природы в конкретной личности обуславливает индивидуальные особенности действия ипостаси. Субъект действия – ипостась, но образ действия определяет природа. При этом раскрывается в действии именно ипостась, лицо. И раскрывается в первую очередь как человек, но имеющий свою индивидуальность.

Теперь вы, наверное, сами должны понять, можно ли таким вот несколько излишне свободным способом перебрасывать тему моноэнергистов на тему имяславия. То, что имя есть энергия, «привязанная» к конкретной ипостаси, личности, никак не противоречит тому, что образ действия определяется природой (сущностью) действующего. К тому, может ли энергия являть ипостась, эти стратегии св. Максима Исповедника отношения не имеют. Во всяком случае, в том аспекте, в каком это предлагает делать «синодальное богословие». На самом деле речь о богословском недоразумении, или мягче – недопонимании. И здесь, раз уж предложенная стратегия опровержения имяславия оказывается несостоятельной, можно вернуться к изначальному посылу моего выступления - о философских, а не богословских различиях в подходах. И возникнет вопрос – какая из философских позиций дает более адекватный язык для разговора о таинственном предмете молитвы, да и вообще – богообщения. Вот тут есть, что обсудить. И с полным правом возникает фигура философа, посвятившего себя адаптации одного из возможных языков философии к задачам богословским. Речь идет, естественно, об А.Ф. Лосеве. И это тема отдельного большого разговора.

Тимофей Крючков, аспирант философского факультета МГУ





Возврат к списку