Беспорядки в Москве – что делать?

В выходные дни произошли беспорядки в столичном районе Бирюлёво. Повод для беспорядков страшный и одновременно привычный – мигрант убил жителя района, причем, убил просто так, без причины, просто настроение плохое. И это самое страшное. Возмущение людей вызвало не убийство, к сожалению, в Москве убивают, и не национальность убийцы, а та легкость, с которой он убил. Так убивают, когда уверены в своей безнаказанности. Национальный контекст в данном случае появился именно потому, что люди видят причину этой уверенности в национальности убийцы.

Как только убийца был арестован, и появилась надежда, что он будет наказан, беспорядки стихли. Но радоваться рано; такие же события завтра или послезавтра могут повториться в любом другом районе Москвы или регионе страны. И чтобы предотвратить их (если это вообще возможно предотвратить), необходимо понять причины произошедшего. В первую очередь нужно понять, почему часть мигрантов в России, и не только из республик бывшего СССР, но и из национальных республик России, абсолютно уверены в том, что им все сойдет с рук, что закон писан не для них, а поэтому можно потушить вечный огонь, стрелять на улице, остановить машину и избить водителя или убить прохожего. И ужас в том, что эту уверенность господ мигрантов разделяет и коренное население центральной Росси. Именно с этой уверенностью людей, что в очередной раз никто не будет наказан, и связаны беспорядки. Люди пытаются добиться справедливости таким образом, потому что в случае с мигрантами на правоохранительные органы уже не надеются. Но почему так?

Ответ, казалось бы, лежит на поверхности: и мигранты и коренное население уверенны в безнаказанности мигрантов потому, что эта безнаказанность им многократно демонстрировалась. Но, во-первых, это не объясняет всего. А во-вторых, такой ответ лишь порождает новый вопрос: а почему мигранты безнаказанны?

Тому на наш взгляд есть две причины: институционально-правовая и культурная.

Начнем с первой – институциональной. Она, в свою очередь, разделяется на несколько:

1. Коррупция. Но о ней мы много говорить не будем. Во-первых, потому, что об этом много сказано; а во-вторых, потому что в последнем случае коррупция ни при чем. Вряд ли у подозреваемого в бирюлевском убийстве были покровители и коррупционные связи.
2. Неустроенность российских границ. Об этом тоже незачем много говорить. Сегодня российская граница напоминает границу страны дураков – ворота (пропускные пункты) есть, а вот стены (охраняемой границы) не наблюдается.
3. Защита на родине. Мигранты уверены, что если они успеют добраться до родины, то они никогда не будут выданы в Россию. И уверенность эта практически одинакова как у жителей стран СНГ, так и у жителей наших национальных республик. А поскольку в условиях наших «открытых границ» выехать из страны очень просто (напомним, что убийцу французского бизнесмена арестовали не российские, а казахские пограничники), то ощущение безнаказанности должно было возникнуть.
4. Отсутствие эффективного контроля над миграционным потоком. Подозреваемый в последнем убийстве разыскивается властями Азербайджана за аналогичное преступление, и при этом он беспрепятственно въехал в Россию и проживал здесь. Конечно, слабость контроля связана с отсутствием обустроенной границы. Но дело не только в этом, очевидно отсутствует информационный обмен либо между странами или между российскими ведомствами (ФМС и МВД). Явно не хватает инструментов для недопущения в страну нежелательных мигрантов.

Что же делать? Ликвидировать эти причины: бороться с коррупцией, устраивать границу, подписывать соглашения о взаимной выдаче и предусматривать в законодательстве запрет на въезд в Россию граждан тех стран, которые не выдают преступников, совершивших преступления в России; усилить работу ФМС и улучшить его взаимодействие с МВД, ужесточить законодательство и предоставить ФМС и МВД ресурсы, необходимые для его исполнения. Конечно, выполнить все это непросто и очень дорого, но есть ли у нас выбор?

Теперь о более глубинной причине – культурной. Ощущение безнаказанности это именно ощущение, а поэтому оно зачастую иррационально. Вот тут и появляется культурный аспект. Мигранты чувствуют свою безнаказанность потому, что они нас за людей не считают. (Это, конечно, касается не всех мигрантов. Но те, кто готов воспринимать нас как людей, и не кичатся своей безнаказанностью). Сама позиция, что люди – это я и мои родственники, в действительности не является уникальной. Историки утверждают, что первобытный человек именно так и воспринимал мир: люди – это я и мое племя, остальные не люди. Так что часть современных людей просто деградировала до состояния питекантропа. Деградация людей и народов случается. Хотя в данном случае нужно говорить именно о людях, а не о народах; во всех народах, где существуют современные питекантропы, существуют и носители высокой культуры. К сожалению, питекантропы встречаются и среди русских и даже новых русских – нет лучшей позиции для присвоения чужого, чем позиция, что в мире есть только один человек – Я, в этом случае только на меня распространяется право и мораль, и ответственность я несу только перед собой. Так что можно согласиться с тем, что у данной истории не религиозные корни, но нельзя согласиться с тем, что это бытовая история – это история именно культурная. Причина такой деградации – это предмет отдельного анализа (надеюсь, мы его ещё проведем).

Но вопрос, что с этим делать, остается.

Сегодня пытаются решить проблему за счет выстраивания механизмов адаптации. Но дело в том, что у питекантропа нет никакой мотивации к адаптации. Он не считает нужным что-либо менять в себе, поскольку абсолютно собою доволен. Тем более он не считает нужным адаптироваться к тем, кого он за людей ни признает. И поэтому именно эта часть мигрантов не адаптируется и адаптироваться не будет. Именно такие люди создают вокруг себя закрытую среду. Именно с ними нужен не культурный пряник, а культурный кнут. Их нужно не учить, а выявлять, через те же экзамены и психологические тесты и не допускать их проживания в нашей стране. Но такой подход требует ресурсов и инструментов – то есть решения первой задачи. Но ещё раз спросим себя: а есть ли у нас выбор?